Форум » Гностический коммунизм и анархия » *ПЕССИМИСТИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ НИКОЛАЯ БЕРДЯЕВА* » Ответить
*ПЕССИМИСТИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ НИКОЛАЯ БЕРДЯЕВА*
Интертрадиционалист: <...> Я принадлежу к тому типу людей и к той небольшой части поколения конца XIX и начала XX века, в которой достиг необычайной остроты и напряженности конфликт личности, неповторимой индивидуальности, с общим и родовым. Было что-то личное мое в том, как я переживал этот конфликт. И своеобразие было в том, что я не могу быть назван в обычном смысле "индивидуалистом" и что я всегда критиковал "индивидуализм". Тема эта, основная для моей жизни, есть не только тема о столкновении личности с обществом, но и о столкновении с мировой гармонией. Судьба неповторимой индивидуальности не вмещается ни в какое мировое целое. Для острой постановки этой темы огромное значение имеет Достоевский, и в этом я его человек, продолжатель Ивана Карамазова, который наполовину есть сам Достоевский. И я не Бога не принимаю, а мира Божьего не принимаю. Я недостаточно подчеркнул это в своей книге о Достоевском. В известный момент моей жизни я также очень воспринял Ибсена и именно в этой теме, он помог мне найти самого себя. В какой-то точке я более соприкасался с Л. Шестовым, чем с другими русскими мыслителями начала XX века, хотя между нами была и большая разница. Я не чувствовал себя по-настоящему и глубоко гражданином мира, гражданином общества, государства, семьи, профессии или какой-либо группировки, связанным единством судьбы. Я соглашался признать себя лишь гражданином царства свободы. В этом я не своевременный человек. Я принужден, жить в эпоху, в которой торжествует сила, враждебная пафосу личности, ненавидящая индивидуальность, желающая подчинить человека безраздельной власти общего, коллективной реальности, государству, нации. Сейчас более чем когда-либо я чувствую себя человеком, выпавшим из-под власти общего, общеобязательного, как любят говорить Кирхегардт и Шестов. Я никогда не мог примириться с родовым миросозерцанием, которое лежит в основании "правых" и "левых" социализированных направлений, вдохновленных все равно национализмом, этатизмом, клерикализмом, семейственностью или всевластной общественностью, коллективностью, всеобъемлющим тоталитарным коммунизмом или космизмом. Родовое миросозерцание мне всегда казалось банальным, и я не знаю ничего банальнее националистического миросозерцания. Нация, государство, семья, внешняя церковность, общественность, социальный коллектив, космос - все представляется мне вторичным, второстепенным, даже призрачным и злым по сравнению с неповторимой индивидуальной судьбой человеческой личности. Я никогда не соглашался сделаться частью чего бы то ни было. Но в то же время я очень остро и часто мучительно переживал основной парадокс личности. Я стремился не к изоляции своей личности, не к ее замыканию в себе и не к самоутверждению, а к размыканию в универсум, к наполнению универсальным содержанием, к общению со всем. Я хотел быть микрокосмом, каким и является человек по своей идее. Макс Штирнер был прав, когда говорил, что весь мир есть "собственность" "единственного", то есть меня. Но это связано у него было с совершенно ложной философией. Учение М. Штирнера о "единственном и его собственности" можно признать бледным отражением и вырождением в материалистическом веке идей германской мистики. Весь мир должен быть моей собственностью, и ничто не должно быть внешним, внеположным для меня, экстериоризированным, все должно быть во мне. Солнце должно быть во мне. Но феноменальный, эмпирический мир не есть моя собственность, он экстериоризирован в отношении меня, и он меня внешне насилует, и я не микрокосм, каким должен быть, солнце светит извне. Сознание границ моей личности, обостряющее личное сознание, есть, вместе с тем, сознание моего рабства у чуждого мне мира и моего восстания против него. Экстериоризированная природа и общество не являются моей собственностью, моя собственность лишь очень частична и мала в отношении к ним, и моя индивидуальность неуловима для законов природы и законов общества, не говоря уже о законах государства. Но я согласен подчиниться и слиться лишь с той природой и тем обществом, которые будут моей собственностью, которые войдут в мой микрокосм или в меня, как микрокосм. Я выпадаю из экстериоризированного для меня "общего", притязающего быть для меня общеобязательным законом. Я человек, восставший в отношении ко всему экстериоризированному. Это совсем не есть то, что обыкновенно называют индивидуализмом, хотя внешне это может казаться крайним индивидуализмом. Индивидуалист не стремится к универсальному содержанию. Тут скрыто противоречие личности, которое я очень остро изжил и которое связано с самым существом личности. Отношение между личностью и сверхличной ценностью парадоксально. С этой основной для меня темой связано полное отсутствие у меня всякого иерархического чувства, всякой способности почитать какой-либо иерархический чин или ощущать себя иерархическим чином. Мне свойствен прирожденный аристократизм, но я думаю, что этот аристократизм как раз и отрицает иерархические чины и положение в обществе. Я всегда думал, что государство есть плебейское учреждение и что так называемая аристократическая организация общества есть плебейская организация. Иерархическое чувство связано с чувством принадлежности к какому-то целому, в котором каждый занимает свое особое место, соподчиненное другому. Это все та же идея мирового порядка и мировой гармонии, за которыми признается примат над личностью. Но я не согласен, чтобы моя ценность и ценность другого существующего определялась порядком целого, общего. Я думаю, что трудно найти человека, у которого было бы не только отсутствие, но и глубокое противление всякому иерархическому порядку, Я никогда не мог вынести, чтобы отношения людей определялись по иерархическим чинам. Во мне вызывало отвращение, когда говорили, что кто-нибудь занял положение в обществе. Я совершенно не выносил, когда меня рассматривали как хозяина дома, главу семьи, редактора журнала, председателя Религиозно-философской академии и тому подобное. Все иерархические чины этого мира всегда представлялись мне лишь маскарадом, лишь внешней одеждой, которую я охотно содрал бы. Мне всегда думалось, что подлинные качества и достоинства людей не имеют никакого отношения к их иерархическому положению в обществе и даже противоположны. Гении не занимали никакого иерархического положения в обществе и не были иерархическими чинами, как и пророки и святые. И когда Бог стал человеком, то занял самое последнее положение в обществе. Мессия должен быть распят. Мне неприятен всякий мундир, всякий орден, всякий условный знак почитания людей в обществе. И мне ничто не импонирует. Чины академические, общественные или революционные мне также мало импонируют, как и чины церковные, государственные, консервативные. В моем мироощущении есть своеобразный пессимистический анархизм. Иерархизм есть объективация, и он покоится на оптимистическом коллективизме, который свойствен был всем человеческим обществам. Мне смешно, когда коммунисты или национал-социалисты с гордостью говорят, что они создают новый мир коллективности, основанный на господстве общества над личностью, коллективно-общего над индивидуальным. Но, ради Бога, освежите свою историческую память. Ваш новый мир есть самый старый, с древних времен существующий мир. Личное сознание, личная совесть всегда была лишь у немногих избранников. Средний человек, средняя масса всегда определялась коллективностью, социальной группой, и так было с первобытных кланов. Всякая посредственность есть существо вполне коллективное, отлично социализированное. Совершенно новый и действительно не бывший мир был бы мир, созданный персоналистической революцией. Но такая революция была бы концом нашего мира. Фрагмент книги Николая Бердяева "Самопознание"
Ответов - 6
Неомарксист: Интертрадиционалист пишет: коммунисты или национал-социалисты с гордостью говорят, что они создают новый мир коллективности, основанный на господстве общества над личностью, коллективно-общего над индивидуальным.Широко распространённое заблуждение, пестуемое буржуазной пропагандой, представляющей коммунизм как общество, которое уравнивает людей. Наоборот, полное социальное равенство всех людей при коммунизме, свободный неотчуждённый труд приведет к всестороннему расцвету творческой индивидуальности. На основе товарищества и коллективизма будет развиваться здоровое соревнование. Индивидуалистическое обособление личности сменится коллективистским утверждением. Чем богаче личность, тем разностороннее ее жизненный опыт, и чем гармоничнее она будет развиваться, тем более полным будет процветание общества. Свободное развитие каждого является условием свободного развития всех - вот что такое коммунизм. Социализм (в марксистской и других формах) полностью вернулся к идее "хорошего общества", как предпосылки для реализации духовных потребностей индивида. Он был настроен антиавторитарно (как в отношении государства, так и в отношении церкви) и предусматривал такую цель, как исчезновение государства и построение общества, состоящего из свободно и добровольно объединившихся индивидов. Его целью было такое переустройство общества, на основе которого мог осуществиться подлинный возврат человека к себе самому; то есть создание общества без всяких авторитарных сил, способных ограничить развитие творческого духа людей, Таким образом, марксистский социализм является наследником протестантской этики, христиански-хилиастского сектантства, томизма возрожденцев и просветителей XVIII в. Это синтез пророчески-христианской мечты об обществе такого уровня, в котором осуществится идея личной свободы, в котором произойдет подлинная духовная реализация человека. Социализм – враг церкви, ибо она ограничивает силы разума; он – враг либерализма, ибо тот отделяет друг от друга общество и моральные ценности. Он – враг сталинизма и хрущевизма из-за их авторитарности и также из-за их наплевательского отношения к человеческим ценностям. Социализм – это отмена человеческого самоотчуждения, возврат человека к его подлинно человеческой сущности. Он есть истинное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и другими людьми, это разрешение спора, противоречия между сущностью и существованием, между опредмечиванием и распредмечиванием, между свободой и необходимостью, между человеческим индивидом и родом человеческим. Это и есть разгадка тайны истории. Мысль о связи между мессианским пророчеством и Марксовым социализмом подчеркивается многими авторами. Для Маркса социализм означал общественный порядок, который позволит осуществить возврат человека к себе самому, единство сущности и существования, преодоление разрыва и антагонизма между субъектом и объектом, которое приведет к очеловечению природы. Это будет мир, в котором человек не будет чужим среди чужих, а будет чувствовать себя как свой среди своих. Эрих Фромм. МАРКСОВА КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
Интертрадиционалист: В том то всё и дело, что Бердяев, который марксизм знал великолепно, ибо он сам когда-то был марксистом и социалистом, критиковал конкретный «коммунизм» (сталинский) и конкретный «национал-социализм» (гитлеровский нацизм). Бердяев как раз и говорит о той подлинной, богочеловеческой Свободе, к которой, собственно, и стремится подлинный коммунистический гуманизм. Бердяевское восстание — это аристократическое восстание Духа против звериной пошлости охлократии «недореволюционеров» а-ля Швондер и Шариков из бессмертного булгаковского «Собачьего сердца». Пессимистический анархизм Бердяева также можно понять, ибо это, прежде всего, взгляд умного и интеллигентного русского человека, на глазах которого безжалостно «экспериментировали» с целыми народами. Бердяевские персонализм и Вселенская Свободная Церковь — это, если угодно, прямая дорога к богочеловеской соборности. Да, в глазах true-марксистов Бердяев выглядит чуть ли не как «нытик и мелкий буржуа», но в том то всё и дело, что те же true-марксисты явно желают снова и снова получать по лбу (и больно получать!) всё теми же «красными граблями». И ведь будут получать!
Неомарксист: Интертрадиционалист пишет: Бердяев как раз и говорит о той подлинной, богочеловеческой Свободе, к которой, собственно, и стремится подлинный коммунистический гуманизм.Совершенно верно. Скачок из царства необходимости в царство свободы, о котором говорили Маркс и Энгельс, есть мессианский скачок. Это есть ожидание преображения мира и наступления Царства Божьего. К сожалению ортодоксальные коммунисты упорно игнорируют до сих пор эту религиозно-мессианскую сторону марксизма, а ведь именно в ней укоренена популярность и исключительная роль марксизма в мировой истории. Кстати Бердяев это хорошо понимал, хотя и нещадно критиковал марксизм. Самая главная ошибка марксизма - это его атеизм и материализм, делающие жизнь человека плоской и замкнутой в конечном, что в конце концов неизбежно ведёт к духовной гибели человека, переориентировании его жизненных ценностей с духовных на материальные, что равносильно самовоспроизводству мелкобуржуазной психологии с её стремлением к материальным благам, наживе любой ценой, атомизированностью и отчуждённостью людей друг от друга. Поэтому без Бога никак не получится вырваться из этого замкнутого материалистического круга, дурной бесконечности буржуазной системы. Только в Боге история может раскрыться в бесконечность и истинную свободу духа.
Интертрадиционалист: Вот, кстати, прелюбопытная заметочка о религиозных взглядах Бердяева. В своей автобиографии Бердяев пишет, что не получил религиозного воспитания в семье, а когда началось его «ду- ховное пробуждение», не Библия запала ему в душу, а Шо- пенгауэр. Настоящее его обращение к Церкви произошло гораздо позднее, после того как он оставил идеи марксиз- ма. Бердяев считал это обращение «новым религиозным сознанием» и «нехристианством». Он был склонен к отвер- жению «исторического христианства», ибо пришла «новая всемирно-историческая эпоха». «Историческое» христиан- ство он (вслед За Мережковским) воспринимает как чисто аскетическое, полагая, что для «человека нового религиоз- ного сознания... нужно сочетание язычества и христиан- ства». Новые перспективы, которыми занят Бердяев, очень увлекательны: «...пространство и время должны исчезнуть»; «будет „земля", преображенная... вневременная и внепро- странственная»; государство есть «одно из дьявольских искушений»; «в апокалиптическом христианстве будет вме- щено то, что не вмещалось историческим христианством»; «человекобожество, богоборчество/демонизм являются божественным началом». Правда, несколько позже Бердяев все же смягчит свой подход к вопросам религии. Он напишет о том, что «новое религиозное сознание» надо рассматривать в «неразрывной связи со святыней и священством». Бердяев уже не хочет находиться «в области священной человеческого самомне- ния». Впрочем, он ожидает «глубочайшей революции», ве- рит, что в мир входит новый религиозный принцип, насту- пает время «искусства, преображающего бытие». В книге «Философия свободы» он пишет, что «философия не мо- жет обойтись без религии», что она должна быть «органи- ческой функцией религиозной жизни» и даже «должна быть церковной». Знание оказывается «формой веры». Бердяев считает, что «законы логики — болезнь бытия»; индивиду- альный разум ниже разума церковного, а «смысл истории — в искуплении греха». Теперь он полагает, что «обновление христианства состоит не в синтезе с язычеством, а наобо- рот, в освобождении христианства от языческого быта». И вот наступает период, когда Бердяев пишет книгу «Смысл творчества», где говорит о том, что «не только че- ловек нуждается в Боге, но и Бог нуждается в человеке». «Человек должен из состояния религиозно-пассивного... перейти в состояние религиозно-активное и творческое»,— отмечает он. Это и есть «новое, небывалое еще религиоз- ное сознание». «Бог ждет от человека откровения творче- ства»... и цель жизни — «не спасение, а творческое восхож- дение». Все эти мотивы достигают своего высшего выражения в главной книге Бердяева (по вопросам религии, конечно) «Философия свободного духа». Бердяев не хочет быть бо- гословом, он предпочитает оставаться философом даже тогда, когда трактует церковные темы. Он позволяет себе некоторые «вольности», рассуждая о Святой Троице и рас- сматривая другие вопросы, связанные с религией. «Вся плоть мира есть символ мира», —- пишет Бердяев. С его точки зрения, и Боговоплощение, и все события в жизни Спасителя (рождение, смерть, воскресение) - это лишь символ, хотя «и центральный, и абсолютный». Бердя- ев учит, что «Бог возжелал „другого" и ответной любви, в силу чего и сотворил мир», но миротворение совершилось лишь «в духовном плане», наш же природный мир «есть уже результат грехопадения». По Бердяеву, «в природном мире, замкнутом в себе, нельзя открыть смысловой связи, и при- родная жизнь человека лишена смысла». Бердяев не при- знает никакого «натурализма» в учении о Боге, он против «статического понятия о Боге». Мы не ставим перед собой задачу досконально проанали- зировать богословские идеи Бердяева. Нам важна эволюция его религиозных воззрений, а она, если говорить кратко, дви- жется к возвышению человека и ослаблению реальности Бога. Во имя этого Бердяев склоняется к антропологии и постоянно настаивает на первичности «духа», отвергая пер- вичность «бытия». Вот что пишет А. Ф. Косарев (История европейской фи- лософии. СПб., 2000): «Метафизика Бердяева в качестве ис- ходного имеет понятие „Ничто", или „Ungrund" (по Беме, лишенный основания, первичный хаос), — некий первич- ный, предшествующий Богу и миру бесструктурный прин- цип. В этом Ничто и коренятся иррациональная свобода, которая поддерживает бесструктурность (хаотичность) и, следовательно, само существование Ничто. Из него и рож- дается Бог-Творец, который силою своего Духа создает из Ничто мир. Сотворение мира Богом есть, следовательно, акт вторичный». С этой точки зрения можно сказать, что свобода не со- здается Богом: оба они выступают из Ничто. А это значит, что Бог не может нести ответственности за свободу, кото- рой Он не создавал, и за все то зло, которое порождается свободой. По Бердяеву, «Бог-Создатель является Всемогу- щим над, бытием, над сотворенным миром, но у Него нет власти над небытием, над несотворенной свободой». Эта свобода первична по отношению к добру и злу и может по- рождать как то, так и другое. Бог может способствовать только тому, чтобы свобода создаваемых Им существ была обращена в добро. Зло появляется тогда, когда иррацио- нальная свобода приводит к отпадению от Бога из-за гор- дыни человеческого духа, желающего поставить себя на место Бога. Своей концепцией свободы Бердяев пытается разрешить основную антиномию христианского догмата, согласно которому Бог всемогущ и всеблаг: если Он всемо- гущ и допускает зло, значит, Он не всеблаг, а если всеблаг, но не может искоренить зло, значит, не всемогущ. Поступа- ясь всемогуществом Бога в пользу Его всеблагости, Бердя- ев тем самым впадает в ересь. Бог есть дух. Он реально присутствует в жизни святых, мистиков, людей высокой духовной жизни и творческой де- ятельности. Те, кто имел духовный опыт, не нуждаются в ра- циональном доказательстве существования Бога. Он ирра- ционален и сверхрационален: все попытки выразить Его через понятие неизбежно представляют собой антино- мию — пару суждений, которые противоречат друг другу. Божество может раскрыть себя только символически, при помощи мифа. Символы нельзя считать просто субъектив- ными выражениями сокровенной реальности. Это — есте- ственная реальность, понятая в связи с ее сверхъестествен- ным значением. Рождение Богочеловека от Девы Марии, например, и Его смерть на кресте с последующим воскре- сением являются действительными историческими событи- ями и одновременно символами. Дух необъективируем, он — субъект. Объективация духа превращает его в объект, в природу. Царство духа познается лишь внутренним взо- ром — интуитивно, в мистическом опыте. Природа же (мир объектов) может познаваться и разумом, при помощи вне- шних органов чувств. Иными словами, дух есть ноумен, вещь в себе, а природа — феномен, явление. Но, говорит Бердя- ев, было бы ошибкой думать, что объективация происходит только в познавательной сфере; она происходит прежде всего в самом бытии. Она производится субъектом, не толь- ко как познающим, но и как бытийствующим. В результате нам кажется реальным то, что на самом деле вторично, объективировано, и мы сомневаемся в реальности первич- ного, необъективированного, иррационального.
Интертрадиционалист: «человека нового религиозного сознания... нужно сочетание язычества и христианства» Я и сам некогда пришёл к сему утверждению, ибо Язычество - это корни, это матрица примордиальной (изначальной) традиции, тогда как Христианство - это богочеловеческая вертикаль, устремлённая во Вселенную. Заметь, что сейчас среди радикальных ультраправых так же есть и те, кто пытается совместить христианство и язычество в своём мировоззрении, но только, к сожалению, преимущественно на основе гитлеровского нацизма и черносотенного монархо-фашизма. Можно, конечно, обнаружить и «синтез слева», но, увы, внятных и эстетически-привлекательных лево-традиционалистских проектов катастрофически мало.
Неомарксист: Интертрадиционалист пишет: Язычество - это корни, это матрица примордиальной (изначальной) традиции, тогда как Христианство - это богочеловеческая вертикаль, устремлённая во Вселенную.На мой взгляд нет никакого язычества по большому счёту и мистический опыт верующих любой религии есть богообщение и богопознание. Тринитаризм христианства можно истолковать как политеизм и язычество, если уж на то пошло. Самое ценное в любой религиозной традиции это её мистические духовные практики (исихазм в Православии, суфизм в исламе, Кришна бхакти в индуизме), а не все эти метафизические дрязги богословов. Например под каждым словом Бернара Клервоского может подписаться Рупа Госвами, а под каждым его словом Джалаладдин Руми. Живая вера, мистицизм вот это и есть истинная религия, не нуждающаяся ни в каком синтезе. Вообще мне не нравится сама идея какой-то левой, политизированной религии. Действительно левая, как левые заработки или от сатаны. Господь требует от нас всё, всё наше существо, и он ревнив, не потерпит никаких левых идей. Таковы условия сделки. Нет ничего уродливее политизированной религиозности. Вот исламисты приносят в жертву Аллаху горы трупов, словно скот забивают. Вот коммуналисты (индуистские фундаменталисты) устраивают мусульманам погромы и убивают христиан. История иудеохристианской традиции то же блещет такими явлениями. Да почитай Библию. И так по сей день: Израиль, Афганистан. Бог политиков человекоубийца. Самое знаменитое убийство всех времён и народов было совершено две тысячи лет тому назад. Иисус не устраивал политиков из Синедриона, народные массы предпочли революционера Варавву и так далее. Предательство видимо самое грандиозное во всей истории человечества было совершено по политическим мотивам. Забавно что поп Гапон, наш левый поп, то же предал в интересах профсоюзной борьбы. Бог антиполитик, он анархист. Самим фактом своего существования он разрушает любую систему и делает бессмысленными меры по её сохранению. Господь коммунист, все равны перед Богом. Не достаточно ли этого? Не достаточно ли самой веры? И верой будут исполнены все наши идеалы, и коммунистов, и анархистов, и новых и старых левых, и либертариев, и экологов… Неужели апостолы задавались целью создать коммуну, а не исполнить волю Учителя? Я о коммунизме первоапостольской церкви.
полная версия страницы